На каком-то этапе все меняется. Субъективное становится объективным. Хотя, когда и как именно это происходит, я определенно не знаю.
Сама история достаточно странная, и я даже не претендую на полное ее понимание. Сначала я надеялся, что в процессе написания она прояснится, но этого не произошло.
Некому было учить и воспитывать ее, некому было разбудить ее власть — это смог сделать лишь Лунный Жрец, явившийся в кристалле, но он не принадлежал этому миру.
Понемногу она приобретала знания и совершенствовалась; ее всегда смущала мысль, что Лунная Магия требует партнерства, а найти партнера было нелегко. Оказалось, что принцесса моря являлась своего рода пифией, исполнявшей негативную, пассивную роль; она не творила магические чудеса самостоятельно, она была лишь инструментом в руках жрецов — но каким бы совершенным инструментом она не являлась, в нем не было пользы, если не находилось того, кто мог бы применять ее.
Так вот что вам нужно, — воскликнул я. — Вам нужен импрессарио, хорошо обученный жрец.
— Вот именно, — ответила она.
— И в этом вы рассчитываете на меня? — спросил я.
— Конечно, — подтвердила она.
— Создать магический образ себя самой для меня равносильно самовнушению, — сказала она. — Это начинается и заканчивается субъективно. Но если за дело возьмутся двое или трое, если вы представите меня такой, какой я представляю саму себя, — тогда все сдвинется с мертвой точки. Ваше внушение повлияет на мое самовнушение, и тогда — тогда все это покинет наши оболочки, и события станут свершаться в астральных сферах, и откроются каналы сил.
— С того момента, как я узнала вас, магический образ значительно вырос, так как вы верите в меня и готовы пойти на жертву.
— Это освобождает магическую энергию, — ответила она. — Без нее заниматься магией невозможно.
— О чем это вы, Морган? — поинтересовался я, надеясь, что это просто преувеличение и что меня не заставят участвовать в преступлении; какого бы высокого мнения я ни был о Морган.
— Это трудно объяснить, — прозвучало в ответ, — ибо различные боги требуют различных жертвоприношений. Кого бы вы ни избрали, вам придется отдать частичку себя.
— Разве? — спросил я с большим облегчением, чем можно было прочесть на моем лице. — Тогда почему мы не принесем в жертву на алтаре кого-нибудь, использовав его кровь?
— Нет, — покачала головой она. — Никто не может принести жертву за другого. Каждый из нас приносит в жертву себя, таким образом приобретая силы магически помогать друг другу. Не могу объяснить это лучше, ибо вы все равно не поймете; но вы уразумеете на практике, как это делается — шаг за шагом, — даже если это будет происходить в сферах, власти над которыми мы не имеем.
— Разве не создание магических образов послужило причиной гибели Атлантиды? — спросил я.
— Причиной было злоупотребление властью, — ответила она.
И она рассказала мне, что создание магических образов изначально было прерогативой жреческого клана; все его представители были преданы богам и чувствовали себя свободными от любых связей и желаний, никогда не испытывая искушения для удовлетворения собственных нужд.
Я , в воспоминаниях,также видел, что очи жрицы сверкали холодным огнем, и что они все же заметили меня. Я понимал, что в высшей степени благоразумно было держаться от всего этого подальше, что новый взгляд этих холодных глаз не сулил мне ничего доброго — и все же я пошел, следуя за судном, поднимавшемся вверх по извивам реки к причалу у пещеры. Там я увидел, как жрица сошла на берег с той же гибкой грациозностью, с какой Морган Ле Фэй ступала по камням утеса, и я знал, что это — одна и та же женщина.
Я понял, почему Троя была сожжена из-за женщины. Ведь Жрица Моря представляла собою всех женщин мира; а я, соединяясь с ней, был воплощением всех мужчин — впрочем, все это принадлежит к жреческим тайнам, и не в моей власти говорить об этом.
И я воочию убедился в наивной глупости людей, уверенных в том, что они могут стать хозяевами моря. Ведь человек живет на Земле лишь благодаря милости Морских Богов, которые могли бы затопить Землю, если бы решили объединиться в своем гневе. Я уразумел, что человеческая жизнь тщедушна, как тонкая нить, протянутая между неодолимыми силами, которые могут уничтожить ее одним дуновением, но из которых человек в то же время черпает свои силы.
На Земле существует хранилище первозданной элементальной силы, подобной фонтану жизни, бьющему среди далеких звезд; точно так же жестокость человеческой натуры черпает себя из жестокости моря, подобно тому, как человек дышит окружающим воздухом — ведь в конечном счете все окружающее, все вещи суть проявление единого целого и нет в нас ни одной части, которая не принадлежала бы богам.
Затем я узнал кое-что о тайнах магических образов и о том, как их использовать; ведь, рожденная на крыльях ветра, она смогла стать такой, какой она себя представляла — творящей магические образы. И я видел перед собой жрицу Атлантиды, Морган Ле Фэй, приемную дочь Мерлина, которая обучила меня своему искусству.
Однажды вечером, после того как она спела мне свои песни, я сказал ей:
— Морган, вы стали той, о ком мечтали.Улыбнувшись, она ответила.
— Этот путь ведет к власти.
Затем я рассказал ей о посетившем меня видении морской пещеры у Белл Ноул и спросил:
— А что, если я также сыграю в эту игру, Морган Ле Фэй? Обрету ли подобную власть и я?
Она вновь улыбнулась:
— Почему бы и нет?
Потом я рассказал ей, что в увиденном мною она была воплощением всех женщин, а я представлял всех мужчин. Я не мог объяснить это доходчивее, ибо сам не понимал до конца то, что чувствовал. Странно взглянув на меня, она сказала:
— Это и есть ключ к пещере.
— Что Вы имеете в виду, Морган? — спросил я.
— Помните, — ответила она, — жрецы и жрицы Атлантиды сочетались браком не по любви, а согласно канонам веры?
— В той пещере вы были для меня чем-то большим, чем жрицей, — ответил я. —Мне вы казались самой Афродитой.
— Я была больше, чем Афродита, — возразила она. — Я была Великой Матерью.
— Но Великая Мать принадлежит к сонму земных божеств, — заметил я. — Как вам удалось быть одновременно ее жрицей и жрицей моря?
С другой стороны, Морган была женщиной, необычайно полной жизненных сил. Затем я понял, отчего нужны не только жрецы, но и жрицы: в женщине есть тот динамизм, который оплодотворяет эмоциональную природу мужчины — так же, как он оплодотворяет ее физическое тело. Именно это позабыла современная цивилизация, подгоняющая под стереотипы и стандарты все и вся, забывшая о Луне — Властительнице Прилива и Отлива.
— Разве вы не знаете, что Великое Таинство гласит: все боги суть один Бог, и все богини суть одна Богиня, и творец всего — един? Разве вам не ведомо, Уилфрид, что на заре сотворения боги протянули нити создания между взаимно противоположными полюсами — активным и пассивным, положительным и отрицательным, так что каждая тварь сочетает в себе эти две противоположности на различных уровнях — даже жрецы и жрицы?
— В таком случае, Морган Ле Фэй, — сказал я, — если вы не можете любить меня как мужчину, может быть, вы не откажетесь сотрудничать со мной как со жрецом?
— Конечно, именно на это я и рассчитывала.
— Господи Боже! — воскликнул я. — Мне бы ваше терпение!
Тут Морган Ле Фэй начала рассказывать мне о себе и о том, каково было положение вещей согласно ее пониманию; это было поразительно, ибо я никогда и не думал, что кто-нибудь из людей мог иметь такие взгляды. Она поведала мне, что те, кто был избран богами, лишались человеческого звания и причислялись к сонму полубогов.
— За подобные откровения, — сказал я, — в прежние времена вас сожгли бы на костре — и вполне обоснованно.
— А кто суть боги? — спросила она.
— Не знаю, — признался я.
— Мое мнение, что они представляют собой персонификацию природных сил, — сказала она. — Так что дабы присоединиться к богам, необходимо стать каналом, проводящим эти силы. А это встречается не так редко, как вам кажется.
И она рассказала мне, что ревностные последователи различных религий пришли к одному и тому же: душу возможно свести в точечный фокус с помощью поклонения, медитации и преданности; когда же это удавалось, Бог спускался с небес и вселялся в верующего, и сила и слава Божья светились на обличье верующего, подобно тому как светится лампа. Она также рассказала мне, что древние знали многое из того, о чем современные люди имеют лишь неясные представления.
— Когда Лунный Жрец явился мне в Кристалле, — произнесла она — он спросил меня: не хочу ли я изучить все это, и я ответила, что хочу. Тогда он сказал мне, что для достижения цели я должна посвятить себя им; и я сказала, что готова и на это. Тогда он собрался учить меня, и понемногу научил меня всему.
Он объяснил мне, что существует лишь одна жреческая традиция, которая служит Единому — тому, кто дает жизнь всему и к которому все возвращается; он сказал, что Это есть Необъяснимое и что не было Человека в истории Земли этой, который познал бы или был в состоянии познать Его. Мы можем познать Его лишь через Его труды — отсюда же мы в состоянии судить о природе Его, которая есть сама Природа. Первобытный человек, одушевляя Его силу, назвал это богами; наш современник деперсонифицирует все это, называя силами и факторами. И оба правы, — заключила она, — но никто из них не знает всей правды — ибо боги суть силы, а силы разумны и целеустремленны, поскольку являются отражением природы Его, Единственного.
Истинный бог — это нечто совершенно другое, благодаря ему осененный богом жрец осуществлял свою власть; благодаря Господу, силы, дремавшие в священнослужителе, высвобождались, и последний становился на некоторое время таким, каким мог бы быть совершенный человек.
— Пусть так, — сказал я, — но что же все-таки представляют из себя боги?
— Про то знают лишь небеса, — ответила она, — единственное, что мы знаем, — это то, что осуществляя определенные действия, мы получаем определенные результаты.
Жрец убедил ее видеть во всем окружающем — даже в себе — лишь самопроявления Его жизни.
И он научил ее, что проявляющая себя Жизнь обладает двумя видами, или аспектами: активным, динамическим, стимулирующим — и скрытым, потенциальным, который, получая стимулы, реагирует на них. Он показал ей, как оба эти аспекта непрерывно меняются в бесконечном хороводе, отдавая — и получая взамен, накапливая силу — и высвобождая ее; они не знают покоя, равновесия, даже в состоянии наполнения и убыли — как это видно на примерах луны, моря и жизненных волн — они движутся, накатывая и отступая, появляясь и исчезая, выстраиваясь и разрушаясь, танцуя дивный танец жизни под музыку небесных сфер. И он показал ей также, как Солнце, проходя сквозь звездный пояс зодиакальных созвездий, создает наибольший из приливов.
Морган Ле Фэй поведала мне, что избрала для себя культ Великой Богини, первородной Матери всего сущего. Символами этой богини были Космос, море и сердцевина Земли. Она была и Реей, и Геей, и Персефоной — но прежде всего она была нашей Владычицей Изидой, воплощавшей в себе всех вышеперечисленных — ведь Изида есть богиня плодородия и Жрица царства мертвых (и нерожденных), и лунный серп сияет во лбу у нее.
С другой точки зрения, она представляла собой море — ибо море дало начало жизни — и поднялась Афродитой из морской пены, осуществляя свой динамический аспект.
— У жриц не бывает личных привязанностей, — произнесла она.
— Морган Ле Фэй, неужели вы думаете, что, узнав вас, я смогу полюбить другую?
— Да, я надеюсь на это, Уилфрид. Если я хорошо сделаю свое дело, вам это определенно удастся — ибо я хочу изучить с вашей помощью, каким образом открываются магнетические каналы и как сквозь них проходит энергия.
— Довольно хладнокровное предложение, — сказал я, — но думаю, что мне следует быть благодарным за эти маленькие милости.Теперь я понимал, какой именно золотой кинжал уготовила мне Морган Ле Фэй; история повторялась удивительным образом — подобно ацтекскому рабу, мне предстояло провести год в королевских покоях, а потом все должно было закончиться, медленно и болезненно.
. Одну-единственную вещь я принес с собой, когда с меня спал покров видения, — теперь я знал, что мое посвящение, моя преданность приняты, что я был тем избранником, которого Повелительница Волн намеревалась принести в жертву во имя достижения одной ей известной цели, было ли это во имя спасения земли от гнева моря, или для того чтобы море обновило эту землю.
Спустившись вниз на следующее утро, я начал было рассказывать Морган об увиденном, но она остановила меня, подняв руку.
— Мне известно все, — сказала она. — Не стоит говорить об этом.
Я вспомнил о том, что псы посвящаются Диане как богине Луны, управляющей силами приливов и отливов. Неожиданно в моем мозгу всплыли строки из песни, напевая которую Морган обрекала меня на сладкие мучения:
Я то беззвучное, беспредельное, горькое море.
Все приливы и отливы — мои и подвластны мне.
Приливы и отливы воздуха, приливы и отливы самой Земли,
Таинственные молчаливые приливы и отливы смерти и рождения,
Приливы и отливы человеческих душ, сновидений и судеб
Подвластны мне — Изиде Сокрытой и Рее, Винах, Гее.
Я знал, что Изида с Покрытой Главой была Хозяйкой Нашей Природы, тогда как Изида с Непокрытою Главою была Небесной Изидой. Эа была душою Космоса и прародительницей Времени, более древней, чем сами Титаны. Винах — Темная Непорочная Мать Всего Сущего — являла собою Великое Море, в котором зародилась жизнь; она была воплощением женского начала и первородной сущности всего. Гея же была магнетической землей подобно ауре, окаймлявшей земной шар; этой ауре повиновались волны, которые на Востоке прозвали Таттвас. Зная все это по рассказам Морган, я понимал, что сейчас наблюдаю это собственными глазами.
Чело ее венчал рогатый головной убор, символизировавший луну и напоминавший лунные рога на голове Изиды. В дальнем конце комнаты был воздвигнут помост, на который я и присел. Прямо за моей спиной проступали едва различимые черты Лунного Жреца в его нарисованном подводном дворце. В центре комнаты возвышался алтарь, напоминавший два поставленных друг на друга куба; он был задрапирован серебристой тканью, а венчал сооружение хрустальный кубок, наполненный водой. Мы с Морган сидели в противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга сквозь хрустальный сосуд.
Сама Изида восседает в сем храме, и глава ее покрыта. Она есть олицетворение всех богинь, которым когда-либо поклонялись сердца людей, — ибо все они суть одно целое, в разных обличьях сущее.
— Те, кто поклоняется Изиде Природы, боготворят ее как Хатор, чело которой украшают рога; те же, кто превозносит Изиду Небесную, знают ее под именем Леваны — Луны. Она также есть Великой Глубиною, в пучинах которой зародилась жизнь. Она — все древнее и забытое, откуда мы черпаем свои корни. На земле она неизменно плодовита; на небесах же — само воплощение непорочности. Она — возлюбленная волн, которые поднимаются, и отступают, и вновь поднимаются, и так беспрестанно. В этом заключены истоки ее таинственности, лишь начавшей проявлять себя.
Дающая жизнь и приносящая смерть,
Персефона, Астарта, Ашторет,
Я твоя жрица, ответь мне!
О золотая Афродита, приди ко мне!
Пенорожденная, поднимись из горького моря
Близится час прилива полной Луны,
Услышь мой призыв, услышь и явись
Изида Разоблаченная, и Рея, Винах, Гея
Я твоя жрица, откликнись мне.
Закончив, Морган села, но служба продолжалась. Теперь мне не было нужды оборачиваться — по голосу из-за спины я знал, что Лунный Жрец находился за мной.
И подвластно ей все находящееся внутри. И правит она царствами сна. Все невидимое создается ею, и правит она всем, что должно родиться. Подобно тому, как зеленеют посевы, послушные власти близкого ей Озириса, точно так же и разум человеческий понесет мысль от ее власти. Так восславим же молитвою животворящую природу богини, дабы головы людские были столь же плодородны, как и наделы их, — и тут позади меня раздался звон колокола, хотя я точно знал, что за моей спиной последнего не было.
Не приближайся к нам, о непосвященный, ибо приближается мгновение, когда богиня откроет лицо свое! Остерегайся созерцать ее нечистыми очами, дабы не узрел ты своего проклятья!
Ибо смотрит человек нечистый и невежественный на лицо Природы, но видит лишь тьму одну. Лишь посвященный и просвещенный узреет в лике сем черты Господа. Не приближайся к нам, о непосвященный, ибо мы славим Господа, явившегося нам в лике Природы.
С другой стороны, Морган была женщиной, необычайно полной жизненных сил. Затем я понял, отчего нужны не только жрецы, но и жрицы: в женщине есть тот динамизм, который оплодотворяет эмоциональную природу мужчины — так же, как он оплодотворяет ее физическое тело. Именно это позабыла современная цивилизация, подгоняющая под стереотипы и стандарты все и вся, забывшая о Луне — Властительнице Прилива и Отлива.
Не приближайся к нам, о непосвященный, ибо приближается мгновение, когда богиня откроет лицо свое! Остерегайся созерцать ее нечистыми очами, дабы не узрел ты своего проклятья!
Ибо смотрит человек нечистый и невежественный на лицо Природы, но видит лишь тьму одну. Лишь посвященный и просвещенный узреет в лике сем черты Господа. Не приближайся к нам, о непосвященный, ибо мы славим Господа, явившегося нам в лике Природы.
— Существует две смерти, которыми умирает человек, — большая и меньшая, смерть тела и смерть Посвящения. Среди этих двух наименьшая — смерть тела. Человек, увидевший лицо Изиды, погибает, ибо богиня принимает его к себе. Избравшие такую смерть идут по тропе, ведущей к источнику, что у белого кипариса.
Сквозь сгущавшийся мрак до меня доносился голос Лунного Жреца:
— Вот Персефона, дочь Великой Праматери, Царица Гадеса, Властительница царств сна и смерти. Люди преклоняются перед нею также в обличье Царицы Мрака — но она Едина.
Она же и Афродита — отсюда возникает великая тайна, ибо сказано, что никому не должно понимать одно без другого.
После смерти люди приходят к ней, пересекая реку теней, ибо она содержит их души, пока не наступит рассвет. Но есть также и смерть при жизни, ведущая к новому рождению. Почто, о человек, боишься ты Царицы Мрака? Она — Та, кто возрождает все. От сна человек встает свежим; от смерти человек рождается заново; от объятий Персефоны человек обретает силу.
— Имя нашей Повелительницы также Луна — некоторые называют ее Селеной, а еще Месяцем; мудрые зовут ее Леваной, ибо в имени этом сочтешь число ее имени. Она правит силой приливов и отливов. Ей послушны воды Великого Моря, как и воды других земных морей, и правит она природой женщины.
— Так же и в душах мужчин происходят приливы и отливы великих волн жизни, но лишь мудрые знают о том; и этими волнами правит Великая Богиня, осеняемая ликом Луны.
Вот причина того, что Луна осеняет даром видения всего сущего.
Голос умолк окончательно, и я подумал, что теперь я точно умер. Затем я увидел, как в кромешной тьме волною движется свет, и подумал, что даже смерть чем-то напоминает жизнь. Мне показалось, что я очутился над темным подземным озером, у которого Персефона (она же — Морган Ле Фэй) восседала на троне, ожидая моего прибытия. Я вспомнил, что во время видения морской пещеры от меня потребовали клятвы, что я приму смерть без сопротивления, ибо жертвоприношение требует безоговорочной покорности — и я пожелал пересечь темные воды, дабы соединиться с ней.
Я обнаружил, что стою на борту странного корабля, нос которого был высоко поднят; корабль назывался «Миллионы лет» — как во времена путешествий Озириса — а сам я в тот момент был Озирисом. Рядом стояли путешествовавшие со мной боги, которые тоже были лишь проявлениями меня. Гор — утренний ястреб — был впередсмотрящим; Тум, бог вечерней зари, молчаливо сидел на корме; а у моих ног сидел Кефра Беетль — символ полуночного солнца — он держал в когтях эмблему времени, то есть прошлого. Мы плыли по темным водам подземного озера, приближаясь к Царице Мертвых, моей волшебной возлюбленной.
Сияние вокруг все усиливалось по мере того, как мы приближались к ней; наконец свет стал настолько ярким, что сравнялся с освещенностью комнаты форта, — и я увидел Морган, сидевшую в дальнем конце комнаты.
Приливы и отливы людских душ принадлежат мне.
Приливы и отливы, снова и снова…
Безмолвные внутренние приливы и отливы, управляющие людьми.
Они — моя тайна, они принадлежат мне.
Из моих рук человек получает свою судьбу.
Мое прикосновение пробуждает противоположные качества.
Они — мои приливы и отливы, они принадлежат мне —
Гере в небесах, на Земле — Персефоне;
Левине приливов и отливов и Гекате,
Диане Луны, Звезде Моря — Изиде Разоблаченной и Гее, Винах, Рее!
Пока она пела, ее руки своими взмахами ласкали мою душу, как бы выманивая ее прочь из тела.
А еще подумал я о словах Лунного Жреца, гласивших, что все боги есть один Бог, и все богини — одна Богиня; и я подумал: «что бы это значило?». Это было все, что мне удавалось рассмотреть в течение некоторого времени на темной стороне луны. То, что касалось Морган и морской магии, закрылось для меня, как будто никогда и не существовало.
Увы жрица покинула меня и предложила мне в невесты мою секретаршу Молли.
Молли странно посмотрела на меня.
— Но ведь именно это она писала в своем письме. Она сказала, что мне следует подумать о себе как о деперсонифицированном представлении женского начала.
— Да, именно это она имела в виду, — напряженно подумав, заключил я.
Мы разговаривали почти до часу ночи. Я повествовал Молли о древней Атлантиде, о том, как там воспитывали жриц, не заботясь об их наклонностях, и о том, как их отпускали в мир после подготовки. Я рассказывал об отношении Морган ко всему этому — о том, что она считала силу более важной, чем личность.
Я сообщил Молли, что сам такого уровня не достиг и вряд ли когда-нибудь достигну, хотя мне понятно то, что сила и личность как минимум равны. У меня хватило такта не сказать ей о заключении, к которому я пришел во время нашей беседы, а именно: что та вполне могла служить передатчиком такой силы, хотя определенно не способна любить, тогда как Молли была именно личностью, способной к этому чувству (хотя передатчика силы из нее бы не вышло).
Однако Молли сама заговорила об этом.
— А как повлияет на меня, Уилфрид, медитация на Луну?
Я сказал, что не знаю. Ей лучше было самой попробовать — и помогать ей в этом я не собирался.
Я вспомнил, что в наидревнейшие времена, когда поклонялись Великой Изиде, именно женщины были носительницами активного начала и что мужчины-жрецы захватили всю власть лишь благодаря коррупции, завладевшей древним языческим миром.
— Ибо все вещи суть единое. Все богини суть одна Богиня, и имя Ей Изида, Воплощение Женщины, чья природа отображает суть каждой вещи; и пребывает Она вечно в девичестве и страсти, и приносит Она жизнь и смерть с собою. Она, — причина создания всего, ибо Она пробуждает желание Праотца и во имя Ее творит Он. Точно так же мудрейшие прозывают всех женщин Изидами.
Мы богохульствуем, когда считаем, что это грех, — на самом деле мы совершаем ритуал вызывания силы, имя которой — Жизнь.
Это — ритуал поклонения Красоте, а также Мудрости и Силе, которые образуют Три Святых Столпа, подпирающих святые Небеса. В этом заключается мистицизм Природы, ее элементальных сил, а также мистицизм духа; и все это составляет не две сущности, но два аспекта одной сущности, ибо Бог есть проявление Природы, а Природа — самовыражение Бога; отрицая природное, мы отрицаем дар Божий, который служит нашей пользе и Его славе. Можем ли мы лучше служить Господу, нежели освящать акт творения, содержащий Его дар жизни? Существует ли что-нибудь более святое, лучшее средство от греха, чем попытка вызвать к жизни всю красоту души человека, его изъявление любви? Говорить подобное небезопасно — и тем не менее, необходимо.
